Взрослые здравомыслящие люди никогда не позволят себе критиковать внешность ребенка – ни своего, ни чужого. Не позволят делать этого явно ‒ то есть не скажут, например: «ты некрасив». А вот критика скрытая встречается очень часто. Выглядит безобидно, но смысл и воздействие ее от этого совершенно не меняются.
Не главное. Но…
«Все дети совершенны, прекрасны. Как можно их сравнивать?» Говоря так, мы сильно лукавим. На самом деле внешность и оценивается, и сравнивается, и критикуется. В обсуждениях ребенку дается, так или иначе, характеристика. «Обычный», «нескладный», «интересный», «просто прелесть»… Психологи считают, что такое отношение заложено в коллективном бессознательном со времен зарождения человечества. Общество должно было следить за внешностью новых людей, чтобы вовремя понять, что есть проблемы – например, последствия кровосмешения или болезни. И ставить каждому «плюсы» (и тогда принимать) или «минусы» (и тогда изолировать).
Людям цивилизованного общества в этом признаваться трудно, но тем не менее на наше отношение к детям, общение с ними качества внешности оказывают влияние. Мы уделяем больше внимания внешне привлекательным детям – чаще замечаем, охотнее говорим комплименты, задаем вопросы, поощряем их намерение общаться с нами. Социальные психологи, проводя эксперимент, выявили, что воспитатели смотрят на красивых детей чуть дольше, чем на всех остальных, охотнее к ним обращаются, помогают. Более того, внешне привлекательных детей мы склонны наделять позитивными качествами, даже не зная, как обстоит дело в реальности. Если несколько дошкольников ссорятся, дерутся, то взрослый, решивший прекратить конфликт, будет ругать тех, кто в этой группе по внешним данным может считаться «обычным».
Внешность собственных детей для нас еще более значима – ведь она отчасти наша. Хотя здесь все, конечно, сложнее. Кроме физических данных, значение имеет то, как мы ребенка воспринимаем. Желаемый ли ребенок, того ли пола, что хотели, похож ли на нас, есть ли черты любимых людей и, наоборот, тех, к кому мы не особенно благосклонны. Все это складывается в общую картину внешности. От этого зависит, считаем мы ребенка привлекательным, обаятельным, милым или испытываем по этому поводу сомнение и недовольство. И – как мы ему об этом говорим.
Всех касается!
И девочек, и мальчиков. С возрастом большинство мужчин меньше думают о своей внешности, не так чувствительны к критике в свой адрес, уделяя больше внимания другим значимым качествам. Однако в детстве критика действует практически так же, как и на девочек. Три, пять, семь лет – важные этапы в становлении социального взаимодействия, качеств общения. А первичное восприятие основано все-таки на внешности. Критикуя, взрослые формируют комплексы, дают понять: «Ты не так хорош, чтобы с тобой общаться». Ребенок после этого не будет избегать общения совершенно, но стремление держаться немного в стороне, не оказываться в центре внимания у него, скорее всего, появится.
Просто советы
«Встань ровно, что ты кривишь ноги? Не зачесывай волосы – лицо получается круглое. Посмотри на себя в зеркало, прежде чем есть пирожки…» Так моя подруга общается со своей шестилетней дочкой. Даже мне слушать тяжело, а каково ребенку? Подруга объясняет это заботой. «Кто ей еще скажет правду и научит, как себя вести, чтобы производить хорошее впечатление?» Анна, мама Клавдии, 5 лет
За большим количеством замечаний кроется недостаток любви. Ребенок не вызывает теплых чувств, искренней привязанности, но родителям трудно самим себе в этом признаться. «Он меня раздражает всем своим видом» ‒ фраза, которая сразу поставит человека в самый конец списка плохих родителей. Поэтому выбирается что-то приемлемое, хотя бы немного оправданное. «Я строго себя с ним веду, все время контролирую и советую, чтобы он стал хорошим человеком, знал, как себя вести». У ребенка искажается не только самооценка, но и черты характера. Появляется замкнутость, подавленность, неуверенность, социальные страхи. Всю жизнь бывает низкий уровень притязаний и в личной жизни, и в профессиональной. Осознав причины, человек позже бывает в состоянии корректировать самооценку сам, но проходит это не всегда гладко и требует много сил.
Это, вроде, комплимент…
Для совсем маленьких детей есть такая разновидность прозвищ: объективно не очень приятные, но для конкретных людей, семьи приемлемые. Девочка двух-трех лет совсем не обижается на то, что ее зовут Лопоушка. Во-первых, это всегда звучит ласково, во-вторых, сравнивать размер ушей, думать, какими они должны быть в идеале, в этом возрасте совершенно неактуально. Однако, по мере расширения круга общения и общих представлений о мире, более четкими и детальными становятся представления о внешней красоте. Слышать «Лопоушка» в возрасте пяти-шести лет (и тем более позже) девочке совершенно не хочется – каким бы ласковым голосом это ни произносилось. Но родители этого упорно не замечают. Наоборот, подчеркивают тот факт, что для них недостаток очевиден, утверждая при этом: нам ты и так нравишься.
«Родители звали меня Пузышко (именно так, в среднем роде) или Шарик и всячески обсуждали эту мою особенность фигуры – заметный живот. Нет, они меня любили, много занимались, даже, думаю, гордились – я хорошо учился, играл на пианино. Но, как только заходил разговор о внешности, я, так или иначе, слышал обо всех своих недостатках (плюс к животу ‒ маленькая нога («Дюймовочка») и сдвинутые брови («Бука»). Меня это просто выводило из себя. Рос с ощущением, что все смотрят – и смеются. В школе, да и потом долгое время был стеснительным. Когда уехал от родителей, с удивлением обнаружил, что большая часть «недостатков» ‒ просто фантазия. Но я все равно занимался спортом, чтобы улучшить осанку, фигуру. И вот думаю: почему родители так себя вели? Они ведь никогда не говорили, что нужно что-то исправлять, а поступали прямо наоборот. Например, накладывали мне в тарелку побольше еды, покупали пирожные, а потом говорили: «Какой ты смешной, когда ешь. Шарик ты наш!» Сейчас у меня две дочки. Очень похожи на меня и – самые красивые. Их внешность я никогда не критикую. И никому не позволяю. Хорошо помню, как это неприятно». Егор, папа Елизаветы, 7 лет, и Марии, 4 года
Сильная любовь бывает причиной критики, если сочетается с чувством собственности и страхом потерять свой статус единственно важных людей в жизни ребенка. «Да, ты не идеальный, мы видим все твои проблемы. Но мы тебя все равно любим. Никто больше не будет любить тебя так». Примерно таков смысл обидно-ласковых прозвищ («нам можно, мы же ‒ любя»). Иногда родители даже понимают, что понижают самооценку, но… это тоже их цель. Чтобы обезопасить от всего, что может поранить потом. Вернее, чтобы и не думал идти туда, где можно пораниться. Дети в такой ситуации часто остаются инфантильными, не стремятся расти. Поощряйте взрослость во всех проявлениях, делайте настоящие комплименты внешности. И никаких Шариков!
Тема для шуток
Есть люди, которым трудно говорить о внешности открыто и серьезно. Они или вообще игнорируют эту тему, или стараются шутить, или демонстрируют легкое пренебрежение. От этого ни поддержки, ни помощи в развитии чувства самоценности, ни уверенности от всех этих шуток не получается. Кроме того, в дальнейшем не формируются позитивные отношения с собственным телом, нет понимания своих потребностей и чувства телесного удовольствия. Так что комплименты (настоящие) важны – с самого рождения. «Какие глазки, какие ушки, какие ножки» ‒ в этом нуждается и младенец, и дошкольник, и… человек в любом возрасте. Детальный «разбор» качеств внешности, выделение того, что особенно прекрасно, необходимо для самопринятия.
«У нас в семье в том, что касается внешности, было какое-то стеснение. Мама в ответ на комплимент всегда оправдывалась: «Да просто с мокрыми волосами уснула ‒ такие пышные поэтому». Или, например, спрашиваю: «Красивая заколка у меня на голове?» В ответ обязательно что-то вроде: «Лучше покажи, что в голове. Стишок выучила?» Как ни странно, сейчас я тоже избегаю того, чтобы говорить что-то хорошее про внешность. Когда в садике на утреннике чья-то мама сказала: «Какое красивое платье у Стеши», я ответила: «Нашли в моих старых вещах». Ну почему не сказать: «Да, спасибо, очень приятно»? Ведь мне хотелось в детстве, чтобы мама говорила именно так». Марина, мама Стеллы, 4 года
